Искусство рисунка

Почерпнуть какие-либо подробные сведения о Карпаччо из современных ему документальных источников практически невозможно. Лишь очень немногие моменты его жизни нашли в них отражение. И это весьма странно: ведь художник был известен всей Венеции. Он был своим человеком в мастерской Джованни Беллини, еще ближе знал его брата, Джентиле. Его работы пользовались известностью уже тогда, когда Джорджоне и Тициан только-только начинали свой творческий путь. Тем не менее, даже о Джорджоне (хотя он умер совсем молодым) известно больше, чем о Карпаччо.

Первые упоминания о предках художника, носивших фамилию Скарпацца, относятся к XIII веку. Тогда представители этой фамилии зарабатывали на жизнь «апостольскими трудами» — ловили рыбу вблизи одного из островков Венецианского залива. В XIV столетии мы обнаруживаем семью Скарпацца уже на окраине Венеции, где она обосновалась в приходе архангела Рафаила. В начале следующего столетия среди Скарпацца уже нет рыбаков. А отец нашего героя и вовсе преуспел на «жизненном поприще» — стал меховщиком и разбогател (согласно документам, он снимал лавку в здании Прокураций на площади Сан-Марко; человек со скромными доходами позволить бы себе такого не мог.

Точной даты рождения Витторе Карпаччо мы не знаем, но, скорее всего, он появился на свет около 1460 года. Во всяком случае, никак не позднее 1465-го. Первое упоминание о нем мы находим в завещании его дяди, Дзуане Скарпацца. Строкой в этом завещании, собственно, исчерпываются сведения о детских и отроческих годах живописца.

Как он воспитывался? У кого получил художественное образование? Об этом можно говорить только предположительно. Так, большинство исследователей полагает, что Карпаччо учился у Джентиле Беллини. По крайней мере, именно он назван его учителем у старых авторов. Однако те ранние работы Карпаччо, что дошли до нас, опровергают это утверждение и позволяют предположить, что он постигал азы ремесла в мастерской какого-либо второстепенного живописца (таких было в Венеции предостаточно), а в мастерскую Джентиле Беллини пришел уже не учеником, а младшим товарищем и коллегой.

В семье Беллини наш герой был, по-видимому, принят на самой дружеской ноге. Давно установлено, например, что он имел свободный доступ к альбомам рисунков Якопо Беллини (отца Джованни и Джентиле Беллини). Надо полагать, что простому знакомцу этих альбомов не показали бы. Да и вообще Джентиле Беллини очевиднейшим образом покровительствовал Карпаччо. Именно его он выбрал себе в помощники, приступив к работе над пятью историческими полотнами для Дворца Дожей в 1507 году. И именно его в следующем году назначил председателем комиссии, долженствовавший определить сумму вознаграждения Джорджоне за выполненные им фрески Немецкого подворья.

Словом, с семейством Беллини у Карпаччо складывались отношения очень теплые (это дает основания предполагать, что в 1505—06 годах он мог познакомиться с Альбрехтом Дюрером, который жил в то время в Венеции и часто посещал мастерскую Джованни Беллини). Но косвенные данные позволяют нам говорить и об его связи с более широкими гуманистическими кругами Венеции. Перечислить всех его знакомых мы, разумеется, не сможем (да это и не надо), однако важно отметить, что Карпаччо был не только мастеровитым и талантливым живописцем, но и весьма недурно образованным человеком. В некоторых его работах мы встречаем надписи на древнееврейском языке, подписывался он довольно часто латинизированным именем Victor Carpathius. А в «Видении святого Августина» художник столь достоверно воспроизвел обстановку кабинета венецианского ученого-гуманиста, что становится совершенно ясно: в таких кабинетах он сиживал не раз. Кроме того, можно считать доказанным тот факт, что Карпаччо неплохо знал одного из виднейших венецианских гуманистов — Эрмолао Барбаро (его портрет есть в одной из композиций мастера). И, видимо, именно Эрмолао Барбаро «подвигнул» его к поездке в Рим.

Документальных свидетельств об этой поездке, опять-таки, нет никаких, но, надо полагать, она все же состоялась, поскольку именно после нее в картинах Карпаччо появляются следы знакомства с фресками Сикстинской капеллы. Историки искусства считают, что ее следует относить к 1492 году (самое позднее — к началу 1493 года). И, скорее всего, это действительно так, поскольку именно в это время в Риме находился Эрмолао Барбаро, в 1491 году назначенный послом при папском дворе. Коль скоро мы принимаем за истину версию о том, что нашего героя в Рим пригласил Барбаро, то мы должны считаться со сроками пребывания последнего в этом городе. В 1491 году он только-только «поступил на место» и вряд ли стал бы приглашать кого-то, не осмотревшись. В 1493 году он умер. Следовательно, мы располагаем отрезком времени весьма непродолжительным.

Что касается материальной стороны существования Карпаччо, то его жизнь, как кажется, была «обставлена» очень и очень неплохо. Мастер никогда не оставался без заказов (даже и тогда, когда на небосклоне Венеции уже в полную силу светила яркая звезда Тициана, для Карпаччо все равно находилась работа). Его «постоянными клиентками» были религиозные общества (или. как называли их тогда, «братства») Венеции — скуолы. Три известнейших его цикла были написаны именно для них. Первый из них — «История святой Урсулы» — был заказан ему в 1488 году представителями Скуола ди Сант-Орсола. Второй (единственный, по сию пору находящийся на своем «исконном месте») заказала ему Скуола ди Сан-Джорджо в 1502 году. И, наконец, третий, «Историю святого Стефана», он написал по просьбе Скуола ди Сан-Стефано, объединявшей венецианцев-шерстяников, в 1511—20 годах.

Помимо того, Карпаччо вместе с Джентиле Беллини и другими живописцами участвовал в создании цикла «История реликвии» и регулярно «подрабатывал» во Дворце Дожей, что тоже обеспечивало неплохой доход (впервые он участвовал в его украшении в 1501 году). Все эти заказы давали ему возможность жить если не роскошно, то, во всяком случае, безбедно. Венеция любила Карпаччо (хотя, может, и не так баловала его, как Тициана), и он платил ей взаимностью. Во многих его работах мы найдем венецианские улицы и дома, с любовной точностью перенесенные на холст. Особенно показательно в этом отношении «Чудо с реликвией», где перед нами предстает захватывающая дух панорама города. А «Лев святого Марка», написанный художником уже в преклонном возрасте, — это одновременно и гимн Венеции, и признание ей в своих нежных чувствах.

О семье Карпаччо сказать что-либо определенное сложно. То, что он был женат, — не подлежит сомнению, ибо известно, что два его — законных — сына (Пьетро и Бенедетто) также стали художниками. Однако ни того, из какого рода происходила его жена (можно лишь предполагать, что она была дочерью одного из венецианских живописцев — «внутрицеховые» браки в Венеции совершались чаще, чем какие-либо другие), ни даты бракосочетания художника мы не знаем. Непонятно также, пережила ли она своего мужа, или он остался вдовцом. Более того, невозможно даже установить точную дату смерти самого Карпаччо. Последнее документальное упоминание о нем относится к 28 октября 1525 года. А 26 июня 1526 года его сын Пьетро написал письмо, из которого совершенно ясно, что в это время Витторе Карпаччо уже не было в живых.

В самые поздние годы Карпаччо, очевидно, работал очень мало. После 1520 года он не создал ни одной значительной картины. Последнее, что он сделал, —украсил росписью створки органа в Каподистрии. Эта работа была выполнена в 1523 году, за три года до смерти художника.